Морис Роне скончался в возрасте 55 лет после продолжительной болезни, которой он, как и жизни, бросал вызов. Он умер в парижском госпитале Лаённек, в то время как, казалось, нашёл пристанище после стольких лет и бессонных ночей в поисках невозможного. Когда после Освобождения ему исполнилось 20 лет, он начал свой путь наверх…В 1976 году, во время съёмок фильма «A l’ombre d’un été» («В летней тени»), он встречает Джозефину Чаплин, вторую дочь Чаплина и Уны О’Нил, и вскоре они укрываются за метровой толщины стенами его большого деревенского дома с виноградниками и огородом, что стоит напротив горы Ванту в Боньё. В 53 года он впервые познал радость отцовства. Начиналась новая жизнь.

 Для женщин он был французским Полом Ньюманом

Таким был Морис в 50-е годы

Актёр, режиссёр, писатель, Морис Роне также занимался живописью и скульптурой, играл на органе. После «Июльских свиданий», в которые он попал прямо с бульвара Сен-Жермен-де-Пре, он снялся более чем в 80 фильмах. Его путь отмечен блистательными успехами: «Тот, кто должен умереть», «На ярком солнце», «Лифт на эшафот» и особенно «Блуждающий огонёк» Луи Маля по роману Дриё Ла Рошеля. «Я думаю, - говорил он, - что эта роль совпадает с представлением, которое люди составляют обо мне. После «Блуждающего огонька» я получал десятки предложений, все они вновь делали из меня пьяницу, самоубийцу, человека обречённого. Меня убивали 18 раз». В своём предпоследнем фильме «Информатор» он снова играл бандита, которого убивают в отхожем месте. Также и по этой причине, чтобы уйти от этого образа, он встаёт по другую сторону камеры. В качестве режиссёра он снимает «Вора из Тибидабо», «К острову драконов», репортаж о последних доисторических рептилиях, и «Бартлби» по Герману Мелвиллу. Последний раз он появится в «Вечеринке сюрпризов» Роже Вадима. Голубоглазый мальчик, ждущий за кулисами своих родителей-актёров, он всегда видел жизнь сквозь магию зрелища. «Актёром не становятся, - признавался он, - актёром рождаются, как рождаются пьяницей, еще не начав пить. Я не боюсь смерти, меня страшит старение. Быть актёром значит стать бессмертным».

«Когда я встречу свою женщину, я на ней женюсь», - говорил соблазнитель 50-х. Через 21 год в Этрета он познакомился с Джозефиной Чаплин, с которой снимался в фильме «Запах хищников». Спустя шесть лет они вновь встретились, чтобы больше не расставаться.

Он был сеньором, а это ныне большая редкость…

Смерть Мориса Роне – это в какой-то степени конец моей молодости. Следовало бы сказать нашей молодости – Кристиана Маркана, Роже Вадима, Франсуазы Саган, стольких других известных друзей или неизвестных, которым было 20 или почти 20 лет в период Освобождения. Передо мной снова и снова предстаёт его гордый профиль, его дерзкий взгляд… Я слышу его афоризмы. Он был открыт для всех радостей жизни. Он был взыскательным, отказывался от посредственности, стремился к возвышенному, отличался постоянством и преданностью, был всегда готов примчаться на помощь. Нет ни одного фильма, снятого мной, в который я бы не хотел пригласить его на какую-нибудь роль. Он был одним из редких актеров своего поколения, способных – потому что он сам был интеллектуалом, потому что он обладал утонченной элегантностью, свойственной людям, обладающим большим духовным и душевным потенциалом, – воплотить на экране всю сложность внутренней жизни человека, как он это сделал с большим мастерством в «Блуждающем огоньке» своего друга Луи Маля.

Потому что Морис не шел к персонажу, как это делают многие актеры, а наоборот,  приближал его к себе, он им становился, отдавал ему свою душу, вселял в него свою навязчивую мысль о смерти (его самая глубокая тайна), как у героев Дриё Ла Рошеля или Роже Нимье, на которых он так походил. Врожденный аристократизм ему позволял примерять на себя образы людей исключительных, авантюристов, которых ему приходилось так часто играть. Он был больше, чем молодой премьер. Он был рожден, чтобы играть легендарных героев в поиске идеала, оказавшихся в сложной жизненной ситуации. Он не переносил распущенности, несовершенства, серости, он верил в добродетель, мужество, здравомыслие.

Зритель открыл его в «Июльских свиданиях» Жака Беккера, очень скоро щуплый дебютант набрал в весе, авторитете, быстро совершенствовался в своей профессии и скоро почувствовал желание не ограничиваться актерской профессией, но встать по другую сторону камеры, быть автором произведения.

Ведь если ты умен, обладаешь индивидуальностью, то играть роли недостаточно: хочется быть автором произведения, создавать новые образы. Тот, кто сыграл столько наёмников, столько пропащих офицеров, должен был прийти к самым требовательным сюжетам, таким как «Бартлби», который сразу показал, что Морис – один из самых одаренных режиссёров Франции.

Мы знали, что он серьезно болен, но мужество, бодрость духа, верность самому себе никогда не покидали его. Я также уверен, что сегодня Морису не нужны наши слезы. Было бы в его духе открыть неожиданно дверь комнаты, в которой мы находимся, и спросить, не хотим ли мы выпить с ним по последнему виски. Он нас ждет на пороге своего красивого дома в Воклюзе, созерцая насмешливым взором гору Ванту, на которой, как он утверждает, спит гепард, как на вершине Килиманджаро. Он идет, со стаканом в руке, от одного к другому. Осыпает нас, неотразимый, своими шутками. Интересуется как хозяин нашими пожеланиями. Садит нас в свой болид, чтобы прокатиться по пустынным дорогам. Он разворачивает перед нами белое полотно, на котором будут резвиться, к нашей большой радости, комики немого кино. Разговор становится задушевным, тепло разливается по венам, стол накрыт для обеда, около лампы устраивается светлячок. Морис счастлив. Он с людьми, которых любит, которых сумел привязать к себе за почти 40 лет. За окном дома в Боньё, который он соорудил камень за камнем, гуляет ветер.  Это чудесное время признаний, шуток, которыми обмениваются вполголоса, приглушенного смеха. Это время, когда счастлив находиться среди друзей, быть у Мориса, быть с Морисом, наслаждаться его гостеприимностью.

Роль актера неблагодарна, потому что кажется, что остаются только картинки. Но эти бесплотные образы будут жить благодаря магии волшебного фонаря до тех пор, пока существует кино. И свет, который зажигается, не способен их рассеять.

Морис Роне не умер, это умерла какая-то частица нас самих. Он бежит вдоль стен Тибидабо, перепрыгивает через кусты, и его смех эхом отдается в темноте зрительного зала. Морис Роне будет нам принадлежать всегда. Он был больше, чем актер, больше, чем друг, больше, чем соблазнитель. Он был тем, кто нынче встречается редко, он был сеньором.

Александр Астрюк