САЙТ ПОСВЯЩЁН БЛУЖДАЮЩЕМУ ОГОНЬКУ ФРАНЦУЗСКОГО КИНО МОРИСУ РОНЕ... 

В сентябре прошлого года вышли в печать сразу две биографические книги, посвящённые Морису Роне. Одна из них принадлежит перу Жан-Пьера Монталя, это его первая книга и называется она "Морис Роне: жизни Блуждающего огонька". Автору книги удалось побеседовать со многими людьми, хорошо знавшими Мориса Роне, с его близкими друзьями и даже с самим Жаном Парвулеско, геополитиком, романистом, публицистом, философом, мистиком, который считал, что сакральное не исчезло, а перешло в невидимый план. Его лучший роман "Португальская служанка" переведен на русский язык. Человек-загадка ответил на вопросы автора книги и слегка приоткрыл завесу над Морисом Роне мистиком. Это небольшое интервью, также небольшой отрывок из десятой главы книги, я и привожу здесь с небольшими сокращениями. 
 
Эпилог: последняя роль
 
Жан Парвулеско живёт в маленькой студии площадью 25 квадратных метров на бульваре Суше в 16-м округе. Находясь в этом месте, на окраине Парижа, он напоминает часового, следящего за садом Ранелага, который так часто воспевал в своих книгах, по которому гулял с Раймоном Абеллио, Бюль Ожье или Ивом Адрианом. Квартира скромная, вмещает кровать, стол, а также рабочее место с многочисленными стопками книг. Это исторические произведения, детективы в большом количестве, биография Жан-Люка Годара, эссе о кино. Ни одной толстой книги по изотерике. Тем хуже для легенды. О геополитических теориях хозяина дома напомнит разве что том о России. Жан Парвулеско, кажется, прямиком сошёл со страниц своих книг. Персонаж из романа. Это понял Годар и просил Жан-Пьера Мельвиля сыграть его в фильме "На последнем дыхании". Даже если нездоровье угадывается по его неуверенным передвижениям, Жан Парвулеско не выглядит ослабленным. Круглый, плотный, высеченный из одного куска, он, похоже, никак не зависит от внешнего мира. Его лицо - это лицо молодого человека, который бежал из коммунистической Румынии, избежал сталинских лагерей и оказался в Париже. Перед ним бесполезно спрашивать себя, надо ли придерживаться правды или изложить легенду. И то и другое достигнет вас одним потоком, нерасторжимым. Вся борьба во имя точности была бы напрасной и чуть-чуть смешной. Надо быть неотёсанным мужланом, чтобы нарушить такую магию слова. Мы пришли не за фактами, а за воспоминаниями. Нюанс.
 
Как вы встретились с Морисом Роне?
 
Мы начали встречаться в светском плане или, я бы сказал, в полусветском, каковым был определённый киношный круг, короче говоря, круг "новой волны". Он имел обыкновение устраивать обеды у себя, за военной школой. 
Напротив его квартиры находилось бистро, которое держал экстраординарный человек, один из его друзей, специалист по колбасам. Мы там были завсегдатаями. Однажды вечером он заговорил со мной здесь, в этом бистро.
 
О чём он говорил с вами?
 
Во мне его интересовали специальные знания, скажем, изотерические. И у него был личный, пережитый мистический опыт. Не только теоретические знания.
Он хотел найти связующее звено между изотерическим католицизмом и митраизмом... в конечном счёте это делалось во имя спасения, тотального избавления, получаемого посредством жертвоприношения. Христос установил свое царство и учение, пожертвовав кровью. Митраизм, через жертвоприношение, воспроизводит этот процесс.
Морис Роне создал экстраординарную сеть, центром которой был мясной ресторан "Коронованный бык", расположенный возле Ла-Виллет.
 
Это было место собраний?
 
Да, только для видимой стороны дела. Он получил согласие патрона на выпуск металлического опознавательного знака с головой быка и шестью звёздами.
Я сразу понял, что Роне был человеком недосягаемым. Конечно, он имел очень интересную внешность,  совершенно особенные отношения с женщинами. Сенсационно интересные. В то же время настоящий Роне был вне досягаемости. Это было невозможно. Именно это я почувствовал. Его путь был начертан, и он был неукоснительно строгим.
 
По отношению к своей профессии актёра он проявлял какую-то отстранённость...
 
Да, ему было необходимо что-то хорошо делать. В действительности он немного стыдился того, что он актёр. Он говорил: "Я притворяюсь, мне на них чихать". За актёром пряталось много загадок. То, что его интересовало, так это путь. Он был начертан. Он не воображал, что может изобрести новую религию, но считал, что может руководить инициативной группой. Я думаю, что он был знаком с преподавателем университета месье Леоном, который познакомил его с эзотерикой. Дальше он продвигался самостоятельно.
 
По вашему мнению, этот мистический путь основывался на религиозной вере, католитической?
 
Да, но он не примал это во внимание. Он хотел интегрировать оба опыта. Не знаю, удалось ли ему это. Когда он вернулся из экспедиции на остров варанов, по неясным причинам наши пути разошлись.
 
Эта группа, вероятно, была элитной...
 
Да. Более того. Что-то вроде святости, посвященности в тайну. Он был недоступным человеком, но и большим шутником в то же время. Однако чувствовалась непреодолимая дистанция. Женщины безумно его любили. Анна Карина, это было ужасно. Она думала, что он доступен. В сущности, женщины ему были неинтересны.
Он был обаятельным, сорил деньгами. Дерзость невероятная. И феноменальное физическое присутствие. Люди говорили: он очарователен. Нет! Но я не понимаю, что произошло. Может быть, он подумал, что мне надо идти своей дорогой. Когда он говорил со мной об организации, я решил, что это была одна из его шуток. Но он не шутил, это было ясно.
Это таинственное дело, потому что оно не имело смысла. Тот, кто сумел обрести свой путь, духовную тропинку… Как мог он затем найти свою смерть в глупом происшествии? Разве что из-за вмешательства негативных сил.
Также он был очень образованным. Он читал всё, две книги в день, как Годар. Не пройдя через университет. Очень инстинктивно. Он обладал медиумической интуицией. Но я до сих пор не понимаю…
 
…почему он перестал с вами встречаться. Так?
 
Да, я об этом много думал. В конечном счёте я неправильно повёл себя, я действовал так, как будто такие отношения будут продолжаться. Я чувствовал над ним тень.
 
И это может быть объяснением такого необыкновенного присутствия на экране.
 
Да. К кино он подходил как медиум. Кстати, в «На ярком солнце» чувствуется аномальное: интересная личность это он. Он подталкивает Делона к тому, чтобы он его убил. Он был провокатором.
 
Какие у него были отношения с Домиником де Ру, которого вы также знали?
 
Роне не допускал, чтобы кроме него была другая звезда. Роне любил рисковать, для него это было фундаментальным. Он использовал риск как средство познания. Надо бы, чтобы ваша книга сорвала маску. Но надо, чтобы он позволил сорвать с себя маску.
 
Был ли он на самом деле политизирован?
 
Да. В общем-то… Он презирал материальную сторону жизни. Он любил кафе и Париж.
 
Париж, о котором вы говорите, исчез. Полностью.
 
Я в этом не так уверен. Ещё есть оккультная идентичность Парижа, которая сохраняется в творчестве, но меняет лицо. 50 – 60-е годы были удивительными, но теперь тайна просто иначе выглядит. 
 
Теперь наше время характеризуется главным образом отсутствием тайны…
 
Тайна есть, она вернулась. Да. Но человек в состоянии упадка. То есть… остались одни кретины. И тайну надо инкарнировать. Теперь это уже невозможно. Я прибыл в Париж в 1950 году. В первый вечер я встретил Эрика Ромера и Годара. 
Сен-Жермен-де-Пре, который был чем-то невероятным, напротив, исчез совершенно. Я недавно сходил во "Флор", это было омерзительно. Даже "Липп", бывший Ватиканом мысли, где Миттеран обедал вместе с Ле Пеном, где Жан-Пьер Рассам щедро угощал…
 
Вы говорили, что Роне был одной из самых заметных фигур в кругу ваших знакомств?
 
Да, наряду с Ромером.
 
Почему Роне никогда не работал с «новой волной»? По идеологическим причинам?
 
Нет, не поэтому. По светским причинам. Он считал, что им недостаёт манер. Только Поль Жегофф был довольно близок Роне, по характеру.
Сегодня мало говорят о Роне, не так ли? Его забыли очень быстро. Такая фотогеничность, однако…
 
Существовал контраст между его серьёзным лицом и такой невероятной улыбкой.
 
Верно, об этом надо сказать! Улыбка была его знаком. Однажды мы обедали у женщины по имени Эвелин, которая жила в частном отеле возле Сент-Женевьев. Она хорошо готовила. Она пригласила Роне, де Ру, Домарши, Константена Таку и меня. После обеда она появилась в салоне с коробочкой для натирания обуви. Когда она натирала туфли, каждому говорила всю правду: возле тебя деньги, ты подлец. Дойдя до Роне, она говорит: «А тебе я ничего не могу сказать». Удивительно. 
 
Поколение Роне – это и поколение Нимье: Слишком молоды для войны, слишком стары для контркультуры.
 
Да, они очень тосковали по тому, чем не могли заниматься. Они не могли участвовать в войне. Не выносили, когда обманывают. "Ангажированный – неангажированный" – такой тип отношений был общим для Нимье и Роне. Для Жегоффа тоже, но без харизмы Роне.
 
Какие роли Роне вы запомнили?
 
Не знаю, я помню сцены. И потом, кино не было чем-то важным в наших отношениях. Мы разговаривали о книгах. И вообще много не говорили. Развлекались, но в меру. В любом случае с ним невозможно было сблизиться. Он существовал в каком-то ментальном изгнании. Особенно близок он был Дриё Ла Рошелю. Я предлагал Трюффо снять "Жиля" с Морисом, но не знаю, был ли Трюффо способен. Роне превосходил режиссёра. "Блуждающий огонёк" – фильм Роне. Он сделал его своим.
Ни на одно мгновение я не мог подумать, что между нами будет разрыв или что он исчезнет.
 
Как вы узнали о его смерти?
 
От Барбе (Шрёдер) вроде бы. Также от Домарши.
 
Мне его, конечно, трудно будет найти...
 
Он умер. Разве что прибегнуть к параллельным средствам.
 
Да... Спасибо, что уделили мне своё время.
 
***
 
За несколько минут писатель предложил своему другу Роне последнюю роль. Нечто вроде второго шанса для их прерванной дружбы. Дело живых – всегда хранить память о мертвых. Жан Парвулеско занимался этим до самого конца. Он умер 21 ноября 2010-го, через три недели после нашей встречи.
 
 
   
 
 
Репортаж о Мозамбике

Доминик де Ру – писатель и издатель. В его случае было бы даже неестественно отделять один вид деятельности от другого. Он имел свою позицию, издавал со страстью и убеждённостью... Луи-Фердинанд Селин, Эзра Паунд, Витольд Гомбрович... Де Ру взял на себя миссию вызволить изгнанников из чистилища и даже из ада, если вспомнить Паунда.

Де Ру обратил внимание на странное присутствие Мориса на экране до встречи с ним. Их познакомил принц Наполеон Мюра. Да, настоящий потомок маршала Империи, большой человек, очень элегантный и странный, он финансировал фильмы Луи Маля и даже создал с Роне киностудию. Естественно, представившись как принято, де Ру и Роне говорят о литературе, истории, политике. Моментально становятся друзьями, как часто бывает с Морисом. «Это действительно было началом крепкой дружбы. Они всё время были вместе», – вспоминает Ксавье де Ру, брат Доминика.

Доминик де Ру увлечён Португалией, «страной, где начинается Африка, где нет ни времени, ни срока», как пишет он в своём романе «Пятая империя». Для него вопрос заключается, в частности, в том, чтобы защищать португальскую модель, развитую в Африке, которая, по его мнению, лишена расизма, основана на ассимиляции, а не колониста, историческую фигуру, «перекормленную салями» и не знающую сомнений, что ему ненавистно. Португальские колониальные войны сложны. Они выводят на сцену серию незаурядных персонажей: от Спинолы, генерала с моноклем, до Жорже Жардина, патрона прессы и военного лидера... Ксавье де Ру вспоминает о начале авантюры: «Одним дождливым днём мы перелистывали газеты и мой брат наткнулся на снимок Антониу ди Спинолы в «Пари-Матч». Человек, его непреклонность из другого века, монокль сразу заинтересовали его. Сначала это было в самом деле простое любопытство. Но Доминик был способен полностью погружаться в сюжет». Братья едут в Гвинею. Через год Доминик де Ру хочет отправиться в Мозамбик.

У Мориса Роне нет ни знания Португалии, ни опыта друга, но колониальная тема ему не чужда. «Он очень интересовался войнами за независимость, – подтверждает Жан-Шарль Таккела, – считал это серьёзной проблемой. Он понимал радикальные действия САО во время войны в Алжире, не будучи тем не менее вовлеченным конкретно. Для Мориса конец колониальных империй – это прежде всего конец утопии, одной из последних возможных. Снова его поколение опаздывает. Уехать в Мозамбик – возможность, наконец, пережить событие. Роне снова связывается с Жераром Амелином. «Я подумал, прежде чем согласиться. Морис мог быть очень капризным. Понимаете, его порой приходилось терпеть, что я уже делал с варанами. Но он также был соблазнителем, а Доминик де Ру – один из умнейших людей, каких я встречал. Великолепно. Я хорошо знал Мозамбик. Я сказал «да». Амелин и теперь улыбается этому.

Доминик де Ру организует поездку, держась на связи с доктором Педро Фейтором Пинто, дипломатом, ответственным за работу с иностранными журналистами в португальском министерстве информации. 17 апреля 1973 телекс подытоживает: «Имена участников: Морис Роне, Доминик де Ру, Жерар Амелин, Женевьева Шовель. Прививки в порядке. Уточнить телексом дату отправления... Дружески Доминик де Ру». Вылет назначен на 26 апреля 1973. Де Ру отправляет последний телекс с подтверждением: «Вопрос с телевидением полностью решён здесь». Репортаж будет показан в рамках передачи Жана-Франсуа Шовеля Magazin 52. Его сын Патрик, в будущем известный военный корреспондент, поедет вместо Женевьевы, третьей жены Жана-Франсуа. По прибытии в Мозамбик дуэт Роне – де Ру даёт интервью многим журналам. Один из них публикует многозначительный снимок. Роне с растрёпанными волосами и его сообщник с тяжелыми веками сидят за столом перед многочисленными бутылками местного пива. Чёрный официант во фраке готовится подать новое угощение. Заголовок напоминает о их благородной миссии: «Показать то, что происходит»... Другая ежедневная газета сообщает о прибытии Мориса Роне, иллюстрируя статью в сюрреалистической манере со сценой из «Дона Жуана 73», где он в компании Брижит Бардо. Без сомнения, приезд Роне был тщательно подготовлен Домиником де Ру. Во многих кинотеатрах повторно идут его фильмы. Съёмочная группа обедает в лучших ресторанах, выбирает лучшие вина. Патрик Шовель наблюдает за балетом официантов, которые незаметно кладут возле тарелки Роне номера телефонов дам, сидящих за соседними столиками. Красивая жизнь, ещё далёкая от конфликтов.

Дипломатический инцидент испортит это триумфальное прибытие. Генерал Каулза ди Арриага, главный комендант в Мозамбике, принимает репортёров. Он пеленгует длинную светлую шевелюру Амелина и говорит себе, что известный актёр должен походить на этого молодого эфеба. Реплика приготовлена, выучена наизусть и отрепетирована: «Месье, я очень люблю ваши фильмы и вашу работу». И ни одного взгляда на незнакомца рядом с ним. Разгневанный, Роне немедленно покидает зал. Через несколько минут, в разгар дипломатического обеда, официант приносит Доминику де Ру телефон на серебряном подносе. Морис созывает всех в свой номер. «Мы обнаружили его облачённым в немыслимый халат, который он, должно быть, утащил у Греты Гарбо или неизвестно у кого, – вспоминает Патрик Шовель, – И он разыграл перед нами великолепную сцену. Он хотел умереть, просто-напросто покончить с собой. Дело решённое. Мы должны были выпить с ним по последней, произнести траурный тост. Фантастический номер, безупречное исполнение. Разумеется, на следующий день в семь часов он был в форме и потребовал план дня». Актёр заботится о своём гардеробе авантюриста: белые льняные рубашки, мокасины того же цвета, шёлковый шарф и даже очки авиатора. Де Ру всё с большим трудом переносит внезапные перемены настроения своего друга. «Он продолжает разговор в «Кастель», – подсмеивается он в письме жене.

Поразительный контраст между этим капризным репортёром и актёром, трудолюбие и профессионализм которого расхваливают все режиссёры. Надо сказать, что в такой команде Морис должен найти своё место. Патрик Шовель, женившийся за неделю до отъезда, решает тем не менее продолжить своё африканское турне. Он вернётся только через год. «Я тогда немного сбился с пути, – соглашается он сегодня, – я мог бы остаться на десять лет. Между девушками, репортажами... Красивая жизнь для парня. Как-то я был в кино с подругой-стюардессой, некоторые сцены фильма происходили в Париже. Я подумал: «Вот чёрт! Париж! Я же там женился, надо возвращаться». На следующий день я улетел, никого не предупредив». Что касается Доминика де Ру, то он осознавал бесперспективность колониальных конфликтов. Кроме романа «Пятая империя» он посвятил им очень неоднозначное эссе «Не пересекайте Замбези». После этой книги и различных репортажей его карьера никогда не будет такой, как раньше. Его хулители, всё более многочисленные, скажут, что его издательская энергия превратилась просто в суету. В компании таких людей Роне неизбежно представляет собой дилетанта. Шовель смягчает: «Он приступил к репортажу как к роли, как денди, со своими рубашками, мокасинами и очками на лбу. Я даже видел, как он натирал лицо пылью, чтобы стала заметна марка очков. Впрочем, он этого не скрывал и даже попросил меня сделать фото. Можно над этим посмеяться, но, по-моему, это было бы большой ошибкой. В этом была его элегантность. Она не мешала ему быть увлечённым своим документальным фильмом, он работал неистово и требовательно, никогда не позволял водить себя за нос». Морис объясняет Доминику де Ру, куда более осведомлённому, чем он, в целях конфликта, что португальским колонистам пришёл конец, что они дают, абсолютно осознанно, бой чести. Точно так, как в сцене «Блуждающего огонька», когда Ален смеётся над своими друзьями, участниками САО: «Это глупо, и вы это прекрасно знаете». Он ясно понимал, что является свидетелем конца мира в Мозамбике. Шовель испытывает аналогичное чувство: «Доминик и Морис были неугомонными, склонными к крайностям, из другой эпохи. Их конец был не так далёк. Это была целая философия авантюры, опасная, конечно, но и роскошная, немного декадентская. Мы жили в самых дорогих отелях. Я чувствовал, что с ними переворачивается страница... При всей своей мифомании Морис был искренним и доказал свою смелость. Во время войны быстро замечаешь тех, кто не может сопротивляться страху. Их лица становятся вялыми, как будто апатичными». Однажды группа сопровождает военный конвой. Вдруг машины останавливаются, солдаты выскакивают, трещат пулемёты. Вертолёт, присланный армейским начальством, эвакуирует людей. Во время полёта царит гнетущая тишина... По прибытии в отель языки развязываются.

– Надо туда как можно быстрее возвращаться, – перевозбуждённый, объявляет Морис.

– Ты совсем тронулся! – взрывается де Ру. – Ты понял, что они нам сказали? Нам не удалось прорваться!

Это сказывается на атмосфере, и последние дни более напряжённые. Уединившись с Амелином, де Ру иронизирует: «Доминик говорил мне, что Роне влюблён в меня, что он ввёл меня в состав группы исключительно по этой причине, что он требовал комнату рядом с моей». Роне, человек, увешанный женщинами, был более скрытным, чем можно было предполагать? Говорил ли де Ру серьёзно или забавлялся, чтобы разрушить образ своего сообщника? «Я не в состоянии ответить вам, – признаётся Жерар Амелин. – Эти двое были большими интриганами».

Репортаж продолжается. Другой важный момент – встреча с Жорже Жардином. С ним открывается романтическая глава поездки. Рождённый в Португалии, он всегда жил в Мозамбике и стал богатейшим чайным плантатором. Он также руководит газетой Noticias de Beira и, чтобы противостоять ФРЕЛИМО (Освободительный фронт Мозамбика), создал настоящую армию, состоящую из добровольцев, узнаваемых по белым беретам. Он живёт как Дон Жуан, окружённый разными любовницами, которых регулярно отсылает со шпионской миссией. Этот великий конспиратор также отец двенадцати (согласно источникам, пятнадцати, восемнадцати) очень милых дочерей, все они парашютистки, пулемётчицы и эксперты в кидании гранат. Некоторым из них поручена подготовка ополченцев. Де Ру, как и Роне, очарован этим человеком и его партизанским гинекеем. Превосходное фото Патрика Шовеля показывает Мориса Роне среди солдат Жардина: взгляд задумчивый, немного мечтательный, похоже на идеальную адаптацию "Сердца тьмы" Конрада. Это гипнотическое клише многое может рассказать о мотивациях Роне касательно этой поездки. Забыты капризы дивы в провинции. Речь идёт о человеке, которому, как многим другим в 45 лет, захотелось проложить максимум километров между собой, своей карьерой и каждодневной жизнью, о человеке, который никогда больше не хочет слышать о кастингах и импресарио. «Морис искал, он хотел большего, чем жизнь звезды, – рассказывает Патрик Шовель, устроившись на террасе залитого солнцем кафе. – Я его прекрасно понимаю. Мне приходилось сниматься, и я чувствовал себя выпавшим из жизни. От меня не было никакой пользы. Он слишком хорошо осознавал эту пустоту, чтобы быть довольным». Фотограф улыбается... Парижанки из 2012 года смешиваются с воспоминаниями о дочерях Жардина. Дремлющая августовская столица склоняет к ностальгии. «Он был хорошим человеком, действительно. Я уехал бы с ним завтра, если бы мог. Увёз бы его в Дамаск».

 

Из книги Жан-Пьера Монталя "Морис Роне: жизни блуждающего огонька"
(с сокращениями)
Книгу можно купить на французском Амазоне.
 

Жан Парвулеско так и не понял, почему Роне прекратил с ним общаться



Сайт создан в апреле 2007 года с ознакомительной целью. Права на статьи и фото принадлежат их авторам.