Доминик де Ру – писатель и издатель. В его случае было бы даже неестественно отделять один вид деятельности от другого. Он имел свою позицию, издавал со страстью и убеждённостью... Луи-Фердинанд Селин, Эзра Паунд, Витольд Гомбрович... Де Ру взял на себя миссию вызволить изгнанников из чистилища и даже из ада, если вспомнить Паунда.
Де Ру обратил внимание на странное присутствие Мориса на экране до встречи с ним. Их познакомил принц Наполеон Мюра. Да, настоящий потомок маршала Империи, большой человек, очень элегантный и странный, он финансировал фильмы Луи Маля и даже создал с Роне киностудию. Естественно, представившись как принято, де Ру и Роне говорят о литературе, истории, политике. Моментально становятся друзьями, как часто бывает с Морисом. «Это действительно было началом крепкой дружбы. Они всё время были вместе», – вспоминает Ксавье де Ру, брат Доминика.
Доминик де Ру увлечён Португалией, «страной, где начинается Африка, где нет ни времени, ни срока», как пишет он в своём романе «Пятая империя». Для него вопрос заключается, в частности, в том, чтобы защищать португальскую модель, развитую в Африке, которая, по его мнению, лишена расизма, основана на ассимиляции, а не колониста, историческую фигуру, «перекормленную салями» и не знающую сомнений, что ему ненавистно. Португальские колониальные войны сложны. Они выводят на сцену серию незаурядных персонажей: от Спинолы, генерала с моноклем, до Жорже Жардина, патрона прессы и военного лидера... Ксавье де Ру вспоминает о начале авантюры: «Одним дождливым днём мы перелистывали газеты и мой брат наткнулся на снимок Антониу ди Спинолы в «Пари-Матч». Человек, его непреклонность из другого века, монокль сразу заинтересовали его. Сначала это было в самом деле простое любопытство. Но Доминик был способен полностью погружаться в сюжет». Братья едут в Гвинею. Через год Доминик де Ру хочет отправиться в Мозамбик.
У Мориса Роне нет ни знания Португалии, ни опыта друга, но колониальная тема ему не чужда. «Он очень интересовался войнами за независимость, – подтверждает Жан-Шарль Таккела, – считал это серьёзной проблемой. Он понимал радикальные действия САО во время войны в Алжире, не будучи тем не менее вовлеченным конкретно. Для Мориса конец колониальных империй – это прежде всего конец утопии, одной из последних возможных. Снова его поколение опаздывает. Уехать в Мозамбик – возможность, наконец, пережить событие. Роне снова связывается с Жераром Амелином. «Я подумал, прежде чем согласиться. Морис мог быть очень капризным. Понимаете, его порой приходилось терпеть, что я уже делал с варанами. Но он также был соблазнителем, а Доминик де Ру – один из умнейших людей, каких я встречал. Великолепно. Я хорошо знал Мозамбик. Я сказал «да». Амелин и теперь улыбается этому.
Доминик де Ру организует поездку, держась на связи с доктором Педро Фейтором Пинто, дипломатом, ответственным за работу с иностранными журналистами в португальском министерстве информации. 17 апреля 1973 телекс подытоживает: «Имена участников: Морис Роне, Доминик де Ру, Жерар Амелин, Женевьева Шовель. Прививки в порядке. Уточнить телексом дату отправления... Дружески Доминик де Ру». Вылет назначен на 26 апреля 1973. Де Ру отправляет последний телекс с подтверждением: «Вопрос с телевидением полностью решён здесь». Репортаж будет показан в рамках передачи Жана-Франсуа Шовеля Magazin 52. Его сын Патрик, в будущем известный военный корреспондент, поедет вместо Женевьевы, третьей жены Жана-Франсуа. По прибытии в Мозамбик дуэт Роне – де Ру даёт интервью многим журналам. Один из них публикует многозначительный снимок. Роне с растрёпанными волосами и его сообщник с тяжелыми веками сидят за столом перед многочисленными бутылками местного пива. Чёрный официант во фраке готовится подать новое угощение. Заголовок напоминает о их благородной миссии: «Показать то, что происходит»... Другая ежедневная газета сообщает о прибытии Мориса Роне, иллюстрируя статью в сюрреалистической манере со сценой из «Дона Жуана 73», где он в компании Брижит Бардо. Без сомнения, приезд Роне был тщательно подготовлен Домиником де Ру. Во многих кинотеатрах повторно идут его фильмы. Съёмочная группа обедает в лучших ресторанах, выбирает лучшие вина. Патрик Шовель наблюдает за балетом официантов, которые незаметно кладут возле тарелки Роне номера телефонов дам, сидящих за соседними столиками. Красивая жизнь, ещё далёкая от конфликтов.
Дипломатический инцидент испортит это триумфальное прибытие. Генерал Каулза ди Арриага, главный комендант в Мозамбике, принимает репортёров. Он пеленгует длинную светлую шевелюру Амелина и говорит себе, что известный актёр должен походить на этого молодого эфеба. Реплика приготовлена, выучена наизусть и отрепетирована: «Месье, я очень люблю ваши фильмы и вашу работу». И ни одного взгляда на незнакомца рядом с ним. Разгневанный, Роне немедленно покидает зал. Через несколько минут, в разгар дипломатического обеда, официант приносит Доминику де Ру телефон на серебряном подносе. Морис созывает всех в свой номер. «Мы обнаружили его облачённым в немыслимый халат, который он, должно быть, утащил у Греты Гарбо или неизвестно у кого, – вспоминает Патрик Шовель, – И он разыграл перед нами великолепную сцену. Он хотел умереть, просто-напросто покончить с собой. Дело решённое. Мы должны были выпить с ним по последней, произнести траурный тост. Фантастический номер, безупречное исполнение. Разумеется, на следующий день в семь часов он был в форме и потребовал план дня». Актёр заботится о своём гардеробе авантюриста: белые льняные рубашки, мокасины того же цвета, шёлковый шарф и даже очки авиатора. Де Ру всё с большим трудом переносит внезапные перемены настроения своего друга. «Он продолжает разговор в «Кастель», – подсмеивается он в письме жене.
Поразительный контраст между этим капризным репортёром и актёром, трудолюбие и профессионализм которого расхваливают все режиссёры. Надо сказать, что в такой команде Морис должен найти своё место. Патрик Шовель, женившийся за неделю до отъезда, решает тем не менее продолжить своё африканское турне. Он вернётся только через год. «Я тогда немного сбился с пути, – соглашается он сегодня, – я мог бы остаться на десять лет. Между девушками, репортажами... Красивая жизнь для парня. Как-то я был в кино с подругой-стюардессой, некоторые сцены фильма происходили в Париже. Я подумал: «Вот чёрт! Париж! Я же там женился, надо возвращаться». На следующий день я улетел, никого не предупредив». Что касается Доминика де Ру, то он осознавал бесперспективность колониальных конфликтов. Кроме романа «Пятая империя» он посвятил им очень неоднозначное эссе «Не пересекайте Замбези». После этой книги и различных репортажей его карьера никогда не будет такой, как раньше. Его хулители, всё более многочисленные, скажут, что его издательская энергия превратилась просто в суету. В компании таких людей Роне неизбежно представляет собой дилетанта. Шовель смягчает: «Он приступил к репортажу как к роли, как денди, со своими рубашками, мокасинами и очками на лбу. Я даже видел, как он натирал лицо пылью, чтобы стала заметна марка очков. Впрочем, он этого не скрывал и даже попросил меня сделать фото. Можно над этим посмеяться, но, по-моему, это было бы большой ошибкой. В этом была его элегантность. Она не мешала ему быть увлечённым своим документальным фильмом, он работал неистово и требовательно, никогда не позволял водить себя за нос». Морис объясняет Доминику де Ру, куда более осведомлённому, чем он, в целях конфликта, что португальским колонистам пришёл конец, что они дают, абсолютно осознанно, бой чести. Точно так, как в сцене «Блуждающего огонька», когда Ален смеётся над своими друзьями, участниками САО: «Это глупо, и вы это прекрасно знаете». Он ясно понимал, что является свидетелем конца мира в Мозамбике. Шовель испытывает аналогичное чувство: «Доминик и Морис были неугомонными, склонными к крайностям, из другой эпохи. Их конец был не так далёк. Это была целая философия авантюры, опасная, конечно, но и роскошная, немного декадентская. Мы жили в самых дорогих отелях. Я чувствовал, что с ними переворачивается страница... При всей своей мифомании Морис был искренним и доказал свою смелость. Во время войны быстро замечаешь тех, кто не может сопротивляться страху. Их лица становятся вялыми, как будто апатичными». Однажды группа сопровождает военный конвой. Вдруг машины останавливаются, солдаты выскакивают, трещат пулемёты. Вертолёт, присланный армейским начальством, эвакуирует людей. Во время полёта царит гнетущая тишина... По прибытии в отель языки развязываются.
– Надо туда как можно быстрее возвращаться, – перевозбуждённый, объявляет Морис.
– Ты совсем тронулся! – взрывается де Ру. – Ты понял, что они нам сказали? Нам не удалось прорваться!
Это сказывается на атмосфере, и последние дни более напряжённые. Уединившись с Амелином, де Ру иронизирует: «Доминик говорил мне, что Роне влюблён в меня, что он ввёл меня в состав группы исключительно по этой причине, что он требовал комнату рядом с моей». Роне, человек, увешанный женщинами, был более скрытным, чем можно было предполагать? Говорил ли де Ру серьёзно или забавлялся, чтобы разрушить образ своего сообщника? «Я не в состоянии ответить вам, – признаётся Жерар Амелин. – Эти двое были большими интриганами».
Репортаж продолжается. Другой важный момент – встреча с Жорже Жардином. С ним открывается романтическая глава поездки. Рождённый в Португалии, он всегда жил в Мозамбике и стал богатейшим чайным плантатором. Он также руководит газетой Noticias de Beira и, чтобы противостоять ФРЕЛИМО (Освободительный фронт Мозамбика), создал настоящую армию, состоящую из добровольцев, узнаваемых по белым беретам. Он живёт как Дон Жуан, окружённый разными любовницами, которых регулярно отсылает со шпионской миссией. Этот великий конспиратор также отец двенадцати (согласно источникам, пятнадцати, восемнадцати) очень милых дочерей, все они парашютистки, пулемётчицы и эксперты в кидании гранат. Некоторым из них поручена подготовка ополченцев. Де Ру, как и Роне, очарован этим человеком и его партизанским гинекеем. Превосходное фото Патрика Шовеля показывает Мориса Роне среди солдат Жардина: взгляд задумчивый, немного мечтательный, похоже на идеальную адаптацию "Сердца тьмы" Конрада. Это гипнотическое клише многое может рассказать о мотивациях Роне касательно этой поездки. Забыты капризы дивы в провинции. Речь идёт о человеке, которому, как многим другим в 45 лет, захотелось проложить максимум километров между собой, своей карьерой и каждодневной жизнью, о человеке, который никогда больше не хочет слышать о кастингах и импресарио. «Морис искал, он хотел большего, чем жизнь звезды, – рассказывает Патрик Шовель, устроившись на террасе залитого солнцем кафе. – Я его прекрасно понимаю. Мне приходилось сниматься, и я чувствовал себя выпавшим из жизни. От меня не было никакой пользы. Он слишком хорошо осознавал эту пустоту, чтобы быть довольным». Фотограф улыбается... Парижанки из 2012 года смешиваются с воспоминаниями о дочерях Жардина. Дремлющая августовская столица склоняет к ностальгии. «Он был хорошим человеком, действительно. Я уехал бы с ним завтра, если бы мог. Увёз бы его в Дамаск».