"Морис Роне: разочарованный великолепный"
Так называется книга Жозе-Алена Фралона, которая вышла в свет в октябре 2013 года в издательстве Equateurs.
Известный репортёр, работавший в "Монд" и "Матен", на счету которого также несколько книг, на этот раз взялся за биографию Мориса Роне и провёл настоящее, не будет преувеличением сказать скрупулёзное и дотошное расследование, чтобы живым языком рассказать об актёре, долгое время незаслуженно остававшемся в тени. Точные даты событий, факты, несколько редких семейных фотографий, воспоминания близких друзей, знакомых и людей, знавших его по совместной работе над фильмами, анализ лучших фильмов – всё это делает книгу привлекательной для любителей французского кино вообще и бесценной для поклонников Мориса Роне, которые постоянно задавали себе вопрос: почему это молчание?
По случаю выхода книги в парижском кинотеатре Champo в октябре прошёл фестиваль, посвящённый Морису Роне, на котором были представлены многие его фильмы, на встречи со зрителями пришли коллеги по цеху Жан Валер, Мишлин Прель, Марина Влади и другие. В декабре авторы книг о Роне Жозе-Ален Фралон и Жан-Пьер Монталь ("Жизни Блуждающего огонька"), а также историк и критик кино Жан-Кристоф Феррари принимали участие почти в часовой радиопередаче France Culture "Вокруг Мориса Роне". В начале прошлого года за круглым столом канала TV Libertés собрались журналисты Альфред Эбель, Доминик Борд и снова Жан-Пьер Монталь: в центре их внимания был Морис Роне, который открыл новый цикл передач под рубрикой "Наши дорогие живущие", в котором речь пойдёт не только о ныне здравствующих известных личностях, но и о тех, кого уж нет. Хочется верить, что наметившаяся положительная тенденция сохранится, ну а год 30-летия со дня смерти воистину стал годом Мориса Роне.
Цитаты из книги Жозе-Алена Фралона:
А что, если первое проявление элегантности этого человека заключалось в том, чтобы и родиться тоже "по-английски"? Тсс! Я только пройду. Конечно, Морис Роне увидел свет в среду 13 апреля 1927 года в Ницце, но с таким же успехом он мог родиться в Нокк-ле-Зуте, Касабланке или Мюлузе, в зависимости от турне родителей-актёров. Не успев прибыть, нужно снова уезжать. Месяц спустя ребёнок оказался в Параме, близ Сен-Мало.
Чтобы, уже тогда, обмануть неприятеля, мальчик, который выходит на сцену в клинике Сен-Антуан, носит два имени. Официально он Робине. (Во французском слово "робине" означает "кран" - прим. пер.) Как только произносится это имя, поклонники и поклонницы возмущаются. Как будто фальшивая нота резанула слух. Робине, может быть, хорошее имя для глубинки Франции, директора "Фигаро", даже академика или министра сельского хозяйства, в крайности какого-нибудь Фернанделя, Бурвиля или Жана Ришара. Но не именем Мориса Роне!..
К счастью, Эмиль, его отец, понимая, что не может выйти на подмостки с подобной фамилией, очень скоро стал называть себя Роне. Чтобы не оставаться в долгу, маман, также актриса, урождённая Жильберта Сальви, становится Жильбертой Дюбрёй, затем Полой де Брёй. Маленькому Морису, вероятно, не пришлось страдать от глупых насмешек, ведь, за исключением официальных документов, он всегда называл себя Роне. Несмотря ни на что, нелегко жить в этом постоянном метании между настоящим и ненастоящим именами. В 1963 году он будет очень счастлив, добившись, наконец, официального изменения имени. Роне определённо убил бы Робине. Уф!
Сегодня, собирая редкие воспоминания о молодости, которым как будто нечаянно этот изгнанник порой позволял проскользнуть, задаёшься вопросом, не была ли врождённой та неприспособленность к жизни в обществе, о которой Ален Леруа, герой "Блуждающего огонька", скажет просто и кратко: "У меня нет большого желания возвращаться в жизнь". За исключением коллекции миниатюрных гоночных машинок, которые покрывал мастикой, чтобы они были устойчивее, действительно ничего не найти о играх, приятелях, розыгрышах, страхах маленького Мориса. "Это верно, он никогда не говорил о своём детстве", – вспоминают все, кто его знал. Полное молчание. Также ни одной фотографии, на стене в рамке, или в папке с документами из постоянно стираемого детства. До такой степени, что даже Паскаль Тома, часто бывавший с ним в "Кастель", удивился, узнав через тридцать лет после смерти друга, что его родители были актёрами.
В 1947 году ему 20 лет. Уверенный, что ему «осталось жить пять или шесть лет», и потому, что актёрское ремесло «отмечено печатью непрочности», он наконец решает пойти путём паяцев. Можно ли уйти от своей судьбы? Играя в «Полночной даме» в театре Casino des Pyrénées, он симпатизирует своей партнёрше Брижит Обер, молодой актрисе, о которой много говорят. Телефонный звонок во время турне в Марокко изменил его жизнь.
Другой прыгал бы от радости. В то время как около 1500 молодых актёров, профессионалов или любителей, прошли слушания, чтобы играть в «Июльских свиданиях», новом фильме Жака Беккера, последний сам берёт на себя труд звонить Морису Роне в Марокко и просит его лететь ближайшим самолётом – большая роскошь по тем временам, – чтобы сделать пробы в Париже. Неслыханное везение...
...Для двух главных ролей он уже выбрал Даниеля Желена, начавшего одну из самых успешных карьер в 1940, и Брижит Обер, которая фигурировала в основном составе фильма "Антуан и Антуанетта". Он поинтересовался, не знает ли она способного актёра для роли трубача, "высокого симпатичного парня, который позволяет собой управлять". "У меня есть то, что вам нужно", – отвечает актриса, имея в виду своего товарища по сцене в "Полночной даме".
"Морис прибыл в воскресенье утром, – вспоминает Брижит Обер. – Когда он вышел из самолёта, у него был изумлённый вид, как будто он с луны свалился. Мы встретились с Беккером, чтобы попробоваться. Когда Морис читал свою сцену, я смотрела на Жака (Беккера): он был завоёван".
– Это хорошо, я вас беру, – говорит режиссёр Морису Роне.
Тот замешкался:
– Ну... вы знаете... надо вам сказать: я не хочу заниматься кино!
– Хорошо, потом прекратите.
Так было сказано.
* * *
"Морис Роне? Я сразу вспоминаю что-то большое и мягкое", – говорит Брижит, прежде чем продолжить: «Бог мой, как он был красив! И всегда налёт грусти. В нём чувствовалась, как это сказать, нехватка энергии, как бы отсутствие иллюзий, неспособность брать... в свои руки. Такое состояние души – это сложно. Как будто не хватает какой-то молекулы. Или, ещё сложнее, нерешительность перед жизнью. Что-то вроде беспомощности. Но иногда он мог рассмеяться. Тогда необыкновенный смех освещал его лицо".
"Мы были друзьями, – уточняет Брижит Обер, – как старший брат и младшая сестра. Морис жил со своими родителями на площади Терн. Высокообразованный, он увлекался философией, изотерикой. Вы могли бы беседовать с ним несколько часов подряд. Но надо было по-настоящему настаивать, чтобы он рассказал о себе. Я помню, он хотел быть дирижёром оркестра. Часто у своих родителей он садился за пианино. А ещё иногда отводил меня в близлежащую церковь Saint-Ferdinand-des-Ternes и подолгу играл на органе Баха". Позже он признается, что не умеет читать по нотам, но может по памяти исполнять на органе Токкату и фугу ре-минор Иоганна-Себастьяна Баха.
– Мне нужны деньги, Полетт.
– Опять!
– Да, ты знаешь, я встретил приятеля, он в нужде.
– Знаю я тебя, Морис, как всегда, ты выписал ему чек.
– Ну да! (Улыбка)
– Смотри, Морис.
– Обещаю. (Снова улыбка)
Так во время встречи в её квартире в г. Бандоль Жозетт Аригони рассказывает с милым южным акцентом один из многочисленных диалогов между Полетт Дорис, ассистенткой которой она была, и Морисом Роне...
Полетт, которой удавались фантастические сделки, такие как продажа американцам прав на "Мост через реку Квай", книгу Пьера Буля, труднее всего на свете заставить своего протеже сэкономить три франка шесть сантимов. Может быть, потому, что страдал от нехватки денег, теперь Морис, начав хорошо зарабатывать, сорит ими. Неважно, что чек не обеспечен, лишь бы почувствовать опьянение!
Да, монеты быстро ускользают сквозь пальцы у человека, который живёт в отеле, следит за тем, чтобы у его родителей всего было в достатке, подписывает чеки нуждающимся друзьям, говоря им: "Ты прекрасно знаешь, что я не одалживаю, я даю", у человека, который систематически платит за всех в ресторанах и ночных барах. "Морис – это господин "я тебя приглашаю", – иронизирует Ремо Форлани.
Длинный, как день без хлеба, с выбившимися из-под странной лыжной шапочки прядями седых волос, медленно шагающий, задумчивый, наверняка размышляющий о своей последней статье о "новой волне", Александр Астрюк мог бы сойти за подвыпившего миллиардера, клошара или профессора американского университета. Этот монумент французского кино, который по-прежнему демонстрирует импозантность и оригинальность, хорошо помнит этот период. "В нашей компании только у Мориса был смокинг. Когда кто-то из нас был приглашён на важную вечеринку, заходил к нему. "Кстати, можно мне взять смокинг сегодня вечером?" Морис был очень внимательным. Однажды он принёс нам бутылку очень редкого шампанского, которое моя жена особенно любила и которое он купил специально для неё в Эльзасе".
Морис, часто завершавший вечера порядком подвыпившим, если не сказать больше, находил очень практичным отправлять ресторанные счета сразу Полетт.
Та могла заниматься и его внешним видом.
– Ты видел свои туфли? – спрашивает она его однажды, когда он зашёл к ней в бюро в протёртых до дыр башмаках.
– Действительно! (Улыбка)
– Ты возьмёшь эту банкноту и доставишь мне удовольствие – немедленно пойдёшь и купишь себе другую пару!
– Бегу. (Снова улыбка)
Полетт, рассказывает Жозетт Аригони, даёт и другие советы своему протеже. Например, такой: "Тебе не следует жениться. Ты должен дать девушкам возможность мечтать, что они могут выйти замуж за очаровательного принца".
Она хотела бы также, чтобы он лучше направлял свою карьеру и тщательнее выбирал фильмы. В данный момент он старается верно следовать первой заповеди актёрской библии согласно Роне: "Лучше сниматься, даже плохо, чем не сниматься вообще". Принцип, который превосходно согласуется с острой потребностью в деньгах, вечной непоседливостью и неутолимым желанием видеть новые пейзажи.
* * *
Морис мог бы сорвать большой куш. В начале лета 1961-го с ним связались, чтобы пригласить на роль принца пустыни Али-ибн-Хариша в "Лоуренсе Аравийском". Грандиозный проект. Сэм Шпигель, продюсер, и Дэвид Лин, режиссёр, снявшие "Мост через реку Квай", намереваются поставить один из самых великих фильмов в истории кино. Что и было сделано. Названный Американским киноинститутом седьмым среди топовой сотни, он получил семь Оскаров и пять Золотых глобусов.
Как Морис Роне мог упустить встречу со славой? Как и во всех суперпроизводствах, которые должны продаваться во всём мире, состав интернациональный. Что касается Франции, известное дело, подумали о Делоне. Последний, говорят некоторые, отказался от роли принца пустыни, чтобы не носить карие контактные линзы, которые хотели ему навязать, дабы чуть-чуть «арабизировать» его. В действительности Делон в это время репетировал с Роми Шнайдер пьесу «Жаль, что она проститутка», которую ставил Висконти. По словам Анри-Жана Серва, он, несмотря ни на что, принял предложение Сэма Шпигеля, не сказав об этом итальянскому режиссёру, и ежедневно пополудни отправлялся в Ботанический сад, чтобы учиться подниматься на спину дромадера и быть, таким образом, более достоверным в роли принца Али.
Висконти узнаёт об этом и велит прекратить тренировки. "Хоть и строптивый, Ален, – пишет Серва, – подчиняется ему и отказывается".
Exit Делон. Тогда связываются с Роне. Он соглашается, подписывает контракт и отбывает в Иорданию, где начинаются съёмки. Согласно легенде и он отказался носить контактные линзы. Ах! Эти упрямые французы! Реальность проще. Дэвид Лин, режиссёр, не согласен с выбором своего продюсера. Ему нужен "подлинный" араб, чтобы сыграть Али-ибн-Хариша, и он обращается к Омару Шарифу...
Прощай, Лоуренс, пустыня, миллионы! Невозмутимый, Морис Роне возвращается из Иордании с улыбкой на устах. Он не намерен расстраиваться из-за таких пустяков. Шампанского! И лучшего! "На самом деле видеть, как такой прекрасный контракт и такая замечательная роль ускользают от Мориса, для всех было катастрофой", – поправляет сегодня Жозетт Аригони.
Полетт Дорис продолжает отчитывать своего "ребёнка": "Тебе скоро 40 лет, а у тебя ничего нет! Даже солонки, чтобы поставить в коробку в случае переезда! Тебе надо по крайней мере иметь крышу над головой!"
Увещания Полетт начинают действовать. В 1960-м он покинул отель на улице Верне, чтобы поселиться в очень красивой маленькой квартире на авеню Монтеня, которую обставил мебелью, купленной в Испании. В 1961-м Жан-Шарль Таккела уехал из Парижа в Руссийон, что в Воклюзе. Тогда Морис приступает к поиску дома в этом регионе. Он находит старую ферму в Боньё, чудесном селе, расположенном в семи или восьми километрах от Руссийона. В день покупки, счастливый как ребёнок, который нашёл клад, он ночует под открытым небом в саду "своего" дома, абсолютно непригодного для житья.
* * *
Доказательство его «обуржуазивания»: он только что позволил себе роскошную Lancia Aurelia, считающуюся "первой в мире машиной туристического класса". Позже будут "Ягуар", "Ламбургини", "Астон Мартин".
За рулём своей новой игрушки он опасно развлекается... "Роне здорово гоняет, – пишет Ремо Форлани. – Должно быть, это традиция у владельцев "Ягуаров" лихачить и не останавливаться на светофор. И даже закрывать глаза на перекрёстки. Роне иногда так делает. Да ещё пьяный. Это его дружок писатель гусар Роже Нимье научил его так делать. По-видимому, это высший класс".
* * *
Так как он ужинает каждый вечер в ресторане, у него есть семь-восемь излюбленных "столовых". Например, "Бенуа", отметивший в 1962-м своё пятидесятилетие. В этом бистро на Сент-Мартен... он позволяет себе заказать телячий язык под соусом из уксуса с яичным желтком и травами или дикую утку. Поскольку всё же следит за фигурой, Морис часто выбирает мясо на гриле. Но всегда сопровождаемое большим количеством крепких напитков.
* * *
...В этот пасмурный октябрьский день Морис Роне с небольшой группой присутствует в парижской церкви Нотр-Дам-де-Виктуар на мессе в память об актёре Робере Ле Вигане, который только что скончался в Буэнос-Айресе, где нашёл укрытие в 1948 после того, как его приговорили к 10 годам тюрьмы за коллаборационизм.
Рядом с погружёнными в горе и воспоминания Мадлен Рено и Арлетти Морис, должно быть, думает о своей встрече с Ле Виганом в аргентинской столице в 1956 году, когда играл в "Отделе пропавших без вести". С тех пор вместе с некоторыми другими актёрами и журналистами он не прекращал помогать Ле Вигану, который не решался возвращаться во Францию. "Я не могу свыкнуться с мыслью, – писал он, – завершить свою жизнь рядом c мерзавцами, которые днём и ночью будут упрекать меня за то, что был другом Селина".
Покинув церковь, компания не хочет расходиться. Вспоминают карьеру актёра, который до войны был одним из самых видных. "Батальон под знаменем", "Гупи – красные руки", "Набережная туманов"! Напоминают, он удалил зубы, чтобы лучше сыграть роль Иисуса. Переходят к коллаборационизму, антисемитским памфлетам на Radio-Paris.
Роне клянётся, что тридцать лет назад он отдал бы Ле Вигану главную роль в фильме, который скоро будет снимать. Бранит профессию, которая позволила одному из своих умереть вдали от родной страны.
* * *
В мае 1973 года Морис вместе с издателем Домиником де Ру прибывает в Лоренсу-Маркиш, теперь Мапуту, чтобы сделать репортаж о Мозамбике. В 37 лет, на восемь лет моложе Мориса, Доминик де Ру считается одним из самых одарённых новаторов французской литературы...Он познакомился с Морисом Роне в начале августа 1972 года во время радиопередачи. Морис покорён культурой этого человека, его откровенными высказываниями, а также идеологической путаницей, такой близкой и его неопределённым взглядам. Де Ру тоже попадает под его обаяние...
Они договариваются о создании небольшой киностудии документальных фильмов, генеральным директором которой становится Морис Роне. Всё улажено! Де Ру предлагает посвятить первый репортаж Мозамбику, португальской колонии в самом разгаре войны за независимость.
Когда в 1973 году они с оператором и молодым фотографом Патриком Шовелем прибывают в Мозамбик, там идёт война. Особенно жестоки бои в районе Кахора-Баса, где возводится гигантская плотина. По заминированным дорогам четвёрка следует за португальскими отрядами, постоянно атакуемыми партизанами. Во время одного столкновения пришлось бежать на вертолёте.
Усталость, страх, а также разный подход к самой концепции фильма усиливают трения между де Ру и Роне. "Доминик и Морис очень любили друг друга и беспрестанно ругались", – рапортовал Патрик Шовель, описывая Роне как "важного денди... со своими мотоочками и белым шарфом". А де Ру пишет подруге, что Морис "продолжает беседу в "Кастель". Морис не обращает внимания на разговоры.
Результат их репортажа – "Мозамбик, или Многорасовое пари" – покажут 11 апреля 1974 года по Третьему каналу. "То, что я сделал, это своего рода путевые заметки, полные импрессии", – объясняет Роне. Тем, кто мог бы упрекнуть его в том, что фильм восславляет португальскую колонизацию, он отвечает: "Если я скажу, что это совершенно аполитичный репортаж, никто мне не поверит. Тем не менее я попытался показать этот мир таким, каков он есть, без всякой задней мысли!"
В 1974 году Морис Роне также вступает в ассоциацию друзей Робера Бразильяка, писателя, расстрелянного за коллаборационизм. Ему нравится этот автор, которого открыл благодаря Эрве Ле Ботерфу и Паскалю Тома. "Бразильяк отдал свою жизнь. Что вы хотите, чтобы он отдал ещё?" – прокламирует Морис.
"Когда он выпивал лишнего, – вспоминает Пьер Бенишу, – пускался в пространные малопонятные монологи, скандируя определённые слова: "Эта цивилизация мертва, МЕРТВА! И место, которое она отводит женщине. ЖЕНЩИНЕ! Я за разделение! РАЗДЕЛЕНИЕ!" Чтобы нас спровоцировать, без конца повторял, что у него есть друзья франкисты, "превосходные люди".
"С Морисом мы редко говорили о текущей политике. В наших разговорах преобладали три темы: еда, женщины и книги", – вспоминает Паскаль Тома, который, возвращаясь к Бразильяку, заключает: "Что Роне любил у этого писателя, так это...фатальность, чувство, что ничего нельзя изменить в своей судьбе". Морис – рассудительный? Он взял у крайне правых лучшее, что у них было, – их писателей!