Морис Роне:
«Частное телевидение может спасти кино!»
Уже давно Мориса Роне не было видно в большой роли в кино. Действительно, сверх меры загруженный работой в качестве режиссёра и продюсера на телевидении, незабываемый исполнитель в фильмах «Лифт на эшафот», «Бассейн» и «Дорога в Коринф», казалось, несколько пренебрегал собственной актёрской карьерой.
Сегодня Морис Роне готовится к возвращению на экран, вместе с Агостиной Белли и Жан-Пьером Касселем он играет в «Повстанке» Пьера Каста. Речь идёт о приключенческой ленте в духе вестерна, жанра, который не особенно привлекал французских кинематографистов до настоящего времени. Но это возвращение в кино нельзя рассматривать как отступление: уверенный в своей популярности, занимая третью позицию среди французских актёров, Морис Роне способен работать в пять раз интенсивнее! Не пренебрегая при этом своей новой ролью — ролью отца.
— Когда Пьер Каст предложил мне «Повстанку», я сразу согласился, потому что не часто играю в приключенческих или пышно поставленных фильмах. Фильм немного напоминает вестерн, но вестерн лёгкий. Этот аспект картины соответствует нашим детским воспоминаниям, когда мы были зрителями. Пьер Каст, Жан-Пьер Кассель и я сам из одного поколения, из тех, кто в детском возрасте ходил смотреть вестерны бессчётное количество раз. То есть это фильм, каким его видят дети.
| Каролин Селье и Морис Роне в телефильме "Приземление" |
— Вы действительно редко играли в приключенческих фильмах. Вам этого не хватало?
— Каждый фильм — это новый опыт. Скажем, главное то, что мне не приходилось играть таких персонажей, по крайней мере, показанных под таким углом. Это старый вояка, человек одинокий, это соответствует тому, что я более или менее играл, но есть кроме того что-то интригующее в этом образе и в сюжете. Приключение для меня было тем более увлекательным, что я не привык бегать по горам с пистолетом в руке.
«Надо благодарить телевидение»
— Ваша карьера изменилась с тех пор, как вы занимаетесь режиссурой. Она даёт большее удовлетворение, чем раньше? Ведь в кино у вас нет больших ролей, таких как в «Рафаэле-развратнике».
— Я думаю, что каждый актёр когда-то переживает трудный момент. Я, как и все, старею и вышел из возраста, когда можно играть хрупкого героя, каким был. Но перемена произошла незаметно для меня, учитывая, что я действительно занят как режиссёр и продюсер на ТВ, пишу. Одним словом, я не заметил, как перешёл рубеж, наступление которого в определённое время чувствуют все актёры. Надо также отметить, что я много снимал и в течение четырёх лет меньше думал о Морисе Роне актёре. Я не ждал роли, я ждал интересной работы в кино. Кроме того, я всегда хотел вести свою карьеру во всех направлениях, работать на всех участках, которые могло предложить кино. Дважды я даже уезжал на край света, чтобы снимать репортажи. Я не карьерист, считаю, что иногда слишком много снимался и часто в чём попало. Играл в фильмах, которые не очень хорошо шли. Более ловкий актёр был бы более разборчивым. На многие фильмы я соглашался просто потому, что меня это в чём-то устраивало, но мне не следовало довольствоваться таким малым, я должен был быть требовательнее к сценариям, которые мне предлагали.
— Но вы объяснялись по этому поводу тогда и говорили, что для вас важно было сниматься.
— Да, говорил и сейчас говорю, что лучше играть в плохих фильмах, чем совсем не играть, но я думаю, что зашёл слишком далеко в своих рассуждениях.
В общем, я не заметил этот переход, потому что много снимал для телевидения, писал сценарии и прилагаю силы, чтобы их воплотить, но этого трудно добиться, так как иду против течения. У продюсеров и прокатчиков свое понятие о рентабельности: надо сразу получить прибыль. Они, кстати, правы, ведь кино – это тоже индустрия. Но это не отчаянные головы, они любят неисчерпаемые источники и не любят экспериментировать.
— По этой причине вы в основном ставили фильмы для телевидения, где иные критерии рентабельности?
— Да, даже следует поблагодарить телевидение за то, что оно позволяет снимать фильмы, у которых нет никаких шансов быть реализованными в кино. Это относится также и к актёрским работам: я только что закончил работать над одной ролью для телевидения и скоро начинаю новую. Две совершенно восхитительные роли, которые могли бы быть ролями в кино. Телефильм Фрэнка Аппредери «Секретная служба», в котором я снимался с Мимзи Фармер, сделан так же основательно, как кинофильм.
«Люблю работать с профессионалами!»
— Вы когда-нибудь испытывали недостаток средств в качестве режиссёра на ТВ?
— Да совсем нет! Я всегда делал то, что хотел. Никогда не было такого, чтобы пришёл директор и сказал, что так не пойдёт. У меня всегда был королевский покой! То есть я могу сказать, что сегодня моя профессиональная жизнь не только более насыщенная, но и более сложная. Потому что нелегко искать деньги, убеждать. Это то, что я никогда не умел хорошо делать. Очень трудно говорить о себе: «Вы увидите то, что увидите!» Если мне чуть-чуть доверяют, я могу идти в направлении этого доверия и даже дальше. Всё это затрудняет контакты на телевидении и делает их невозможными в кино. Это безумие, на этом теряешь здоровье! Часто приходится браться за дело по причинам, не имеющим никакого отношения к сценарию, снимать фильм, потому что людям нужна валюта. Так часто бывает в Европе, всё происходит совсем не так в Соединённых Штатах, где есть компетентные люди, которые умеют дать оценку сценарию. Сценарий – это посредник между автором и фильмом. Надо уметь его читать, а умеющих это делать недостаёт. Большинство продюсеров не хотят и пальцем пошевелить. Они ждут, что вы принесёте им сценарий, найдёте прокатчика, внесёте по возможности аванс в счёт будущих сборов, организуете совместное производство. И потом, они вас просят сверх того вложить свои средства. Всё, чем они рискуют при таких условиях, это ничего не заработать. Насколько я помню, только «Гомон» инвестирует реальные деньги в фильмы. Надо благодарить «Гомон», что он такой, и снять перед ним шляпу. Эта работа делается людьми, которых критикуют, потому что это хороший тон критиковать тех, кому удаётся что-то сделать в жизни, особенно во Франции. Но не следует забывать, что это они защищают цвета французского кино за рубежом, в том числе в США.
— В прошлом году вы снимались в «Сфинксе» с американцами. Для вас важно также работать за границей?
— Я очень люблю сниматься у американцев, потому что это профессионалы, знающие своё дело. Работа над фильмом продолжалась 14 недель, что абсолютно немыслимо во Франции, за исключением телевизионных съёмок. Это возможно со стороны Клода Лелуша, снимающего «Одних и других», или со стороны Робера Оссейна, который экранизирует «Отверженных». Только надо еще дальше двигаться в этом направлении, то есть идти к согласию в производстве между телевидением и кино. Не надо презирать телевидение, что в настоящее время склонны делать. С одной стороны, потому что оно представляет потенциально огромную публику, а с другой — потому что кино во Франции бедное. «Дуэль», фильм Стивена Спилберга, сначала был телевизионным, а потом этот фильм вышел в кино и Стивен Спилберг стал тем, кто он есть! Во Франции подобное кажется невозможным. В Америке есть частное телевидение, которое приносит бешеные деньги и располагает, следовательно, огромными средствами. Нам во Франции не мешало бы иметь по крайней мере один или два частных канала. Только власти, в распоряжении которых мало средств, не рашаются состязаться с телевидением, которое стало бы показывать рекламу и как следствие стало бы богаче национального канала.
«Гэри Купер — харизматичный человек!»
— Обмен между кино и телевидением действительно существует во Франции?
— Нет, мы стоим на мертвой точке. Кроме того, сейчас всё останавливается. Робер Оссейн снимает «Отверженных», прекрасно, но, к сожалению, мало других примеров для цитирования. Я считаю, нужна независимая ассоциация, какой бы ни была экономическая ситуация. Необходимо пройти через это, если хочешь, чтобы французское кино продолжало жить. В настоящее время не сделаешь фильм меньше чем за 400 миллионов старых франков. Но такую сумму нелегко найти. Очень часто упрекают «Гомон», но, к счастью, он существует. Иначе вообще ничего бы не было. Надо сказать, что, к сожалению, во Франции принято сносить головы, которые высовываются.
— Вы только что упомянули о вашем увлечении вестернами в подростковом возрасте. У вас были тогда кумиры, такие, например, как Гэри Купер?
— Конечно! Позже, когда я дебютировал, мне посчастливилось с ним познакомиться. Это был совершенно исключительный, загадочный, располагающий к себе человек. Речь идёт даже не о таланте, не о чём-то другом, это была необыкновенная личность. Кроме того, у него была увлекательная жизнь. Разумеется, Гэри Купер — один из моих идолов в детстве, как и Кэри Грант по другим причинам. Я посмотрел «Человека с равнины» по крайней мере 30 раз! В то время в программе всегда было два фильма, почти без перерыва: новости, старый фильм, затем новый. А если попадёшь к смене программы по средам, можешь за ту же цену посмотреть четыре фильма. Я ходил в кино только по средам, подумать только, за те же деньги у меня их было четыре! Кино…я был от него без ума. Хотя мои родители были актёрами, они упрекали меня за то, что я слишком часто ходил в кино. Всякий раз, когда у меня было свободное время и я проходил мимо кинотеатра, я заходил, чтобы посмотреть часть фильма, такое и теперь бывает. Когда я иду в кино, то не буду смотреть один фильм, я их посмотрю четыре за день!
— Став профессионалом, вы изменили своё мнение?
— Часто говорят: «Вы в этой профессии, значит, видите недостатки, которые другие не замечают». Я так не думаю. На самом деле видишь то же, что и зрители. Когда заходишь в зал, становишься только зрителем. Да я и не понимаю, как бы я мог им не быть. …По поводу двух фильмов, которые когда-то показывали на каждом сеансе, я думаю, что можно было бы сократить антракты и дать больше кино. Именно эскимо убивает кино!
«Джин Сиберг манипулировали!»
— Вы снимались в фильме «Птицы улетают умирать в Перу» Ромена Гари с Джин Сиберг. Что вы думаете о их трагической судьбе?
— С Джин Сиберг мы вместе снимались в четырёх фильмах: «Взрослые люди», потом «Демаркационная линия», «Дорога в Коринф» и наконец «Птицы улетают умирать в Перу». Человек, который себя убивает, всегда находится на пределе. Я был потрясён. Я встречался с
Роменом Гари за несколько дней до смерти. Что касается Джин, мы провели весь день вместе за два месяца до её смерти. Я чувствовал, что она в полном отчаянии и конец близок. Можно ли было предвидеть такой поступок? Конечно, нет. Иначе я бы не позволил ей уйти. Я испытывал к ней дружеские чувства, нежность и привязанность. Я её очень любил. Мы были очень близки, но недвусмысленно, много развлекались вместе. Джин непременно хотела заниматься чем-нибудь важным, потом попала в мир кино. Влияние Отто Премингера в какой-то момент остановило её рост. Она очень хорошо делала свою работу, но мне кажется, она не совсем подходила для кино. Она была недостаточно крепкой, чтобы выносить удары. Она хотела быть другой. Поэтому позволила втянуть себя в истории, имеющие политический оттенок. Я полагаю, она была в руках людей, которые ею манипулировали.
| Джин Сиберг и Морис Роне в фильме Жана Валера "Взрослые люди". 1961 год. |
— Таким образом, режиссёр может оказывать большое влияние на актрису…
— На 17-летнюю девушку — да. Ещё как! Девушка, которая открывает сразу кино, Отто Премингера и Жанну Д’Арк, должна быть вооружена. А Джин Сиберг была очень чувствительной и уязвимой. Поэтому её самоубийство совершенно необъяснимо для меня. Если бы мне сказали, что она бросилась с моста или пустила пулю в лоб, я бы понял, но я не понимаю, как она могла устроиться на заднем сиденье автомобиля, укрыться одеялом, принять барбитурат и потом заснуть. Это на неё не очень похоже. Странный конец, есть тысяча способов умереть на улице, не прибегая к такой, несколько причудливой, постановке.
«Соблазнение — это стиль!»
— Согласно недавнему опросу, опубликованному в одном еженедельнике, вы занимаете третье место в сердцах француженок.
— Да, это меня удивило, я рад, но, что интересно, они не могли сказать почему. В любом случае, это приятно, лучше прочитать это, чем услышать: «Его только с лестницы спустить!» Не скажу, что польщён, но это доставило мне удовольствие и ободрило, показало, что меня не забыли, несмотря на отсутствие на киноэкране, поскольку в это время не задавался вопросом о своей актёрской судьбе, полностью посвятив себя производству и режиссуре.
— Вас раздражает, когда вас по-прежнему представляют как молодого премьера?
— Нет. Молодой и премьер — эти два слова вовсе не бесчестящие. «Молодой премьер» — любопытное выражение, которое прошло через эпохи, но в действительности молодой премьер — это актёр, который ещё моложе, чем Патрик Девэр. Соблазнять всегда приятно. Кино — это обольщение, нужно очаровать. Когда так говоришь, можно подумать, что соблазнение — это почти профессия, на самом деле всё наоборот. Если соблазняешь вопреки самому себе, то это потому, что обладаешь определённой чувствительностью, определённой индивидуальностью. И поэтому оказываешь влияние на зрителя. Соблазнение — это стиль! Это результат чего-то.
— Вы играли в соблазнителя с женщинами?
— В большинстве случаев, когда я этого хотел, ничего не выходило. Когда старался понравиться, терпел неудачу. Обычно всё получалось, когда не прилагал никаких усилий.
— Недавно вас можно было увидеть на фото с маленьким сыном. Вы, отрицавшие, что обладаете отцовскими чувствами, стали примерным отцом?
— Нет, совсем нет. Надо бы его спросить, когда станет постарше, но не думаю, что я образцовый отец. Для меня эта ситуация запредельная, учитывая, что это мой первый ребёнок и что я слишком долго ждал, чтобы стать отцом. Впрочем, я всегда говорю Джозефине, моей жене, что она сделала ребёнка за моей спиной. Я по-прежнему уверен, что отец должен быть чем-то вроде катализатора, вокруг которого всё организуется. Не верю, что можно что-то изменить, создавая «новых отцов», то есть отцов, которые занимаются кухней и пеленают ребёнка. Я не умею этого делать, боюсь его повредить. Нет, решительно я старомодный отец!
Bernard ALES
Сине-Ревю № 18, 1982 год.
