Шприц не поднимешь за здоровье друга!

Морис Роне: "Алкоголю — да, наркотикам — нет..."

Вероятно, Морис Роне - самый плодовитый французский актёр, ведь в 45 лет в его багаже уже 70 фильмов. Зрелость не ослабила его активности и определённо ему не хватает времени принимать друзей в обширной резиденции, которой он владеет вблизи Боньё, в Воклюзе, и куда он наезжает каждый раз, когда расписание съёмок оставляет два-три свободных дня. Эту лихорадочную деятельность он объясняет самым естественным образом...

- Актёр, который не снимается, это уже не актёр. Архитектор может прекратить работу на какое-то время - он остаётся архитектором. А актёр определяется по отношению к своей профессии только по тому, сколько снимается. Эта теория привела меня к тому, что я не всегда играл в очень удачных фильмах. Может, потому, что я больше интересовался персонажами, чем сюжетом, и что по свойственной мне особенности скорее приближал персонажей к себе, чем сам шёл к ним. Мне предлагают сильных героев - таким был и персонаж в «Запахе хищников» - и это мне интересно. Но очень долго я играл отрицательные роли. Мне требуется больше динамизма. Конечно, именно по этой причине мне необходимо было отправиться в Индонезию снимать последних драконов нашего времени.

- Это было фантастическое приключение?

- На этих островах на западе Явы их существует еще около нескольких тысяч. Это гигантские трёхметровые ящеры. Они питаются мясом животных, в частности кабанов. Оглушают ударом хвоста, душат, оставляют на несколько дней гнить и приходят есть, когда стоит ужасающий запах падали. К одному их этих монстров я приблизился на 50 сантиметров. Голова у них довольно страшная и похожа на голову больших черепах. Я привёз оттуда 6 тысяч метров плёнки и рассчитываю сделать из этого 45-минутный фильм.

- Вы появитесь в фильме?

- Нет, я был организатором предприятия. Нас было четверо, мой сопродюсер, я и два оператора. Главным образом я увлёкся этими драконами потому, что в западной мифологии они представляют зло, в то время как на Востоке его обожают и боятся. С этой точки зрения Мао Цзедун - это образ дракона. Но по ходу наших исследований философский аспект отступил перед фильмом на тему земли, воды, огня и животных.

«Б.Б. великолепна...»

- «Если бы Дон-Жуан был женщиной» ваш второй фильм с Брижит после «Женщин»…

- Это восхитительная женщина. Она обладает индивидуальностью, что я назвал бы интеллектуальной автономией. Она отказывается от общепризнанных идей, лозунгов и у неё всегда имеется собственное мнение, когда она даёт оценку чему-то или кому-то. Её спонтанность обезоруживает. Я нахожу, что в профессиональном плане её заслуга также велика, так как она очень добросовестна и дисциплинированна. Она совсем не соответствует тому образу, который преподносится некоторыми газетами. Эта женщина сама себя создала. Конечно, Вадим поддержал её, когда она была совсем девчонкой. Но потом она ни в ком не нуждалась, чтобы идти своей дорогой. Я её очень люблю.

- Каковы ваши отношения в фильме Вадима?

- Отношения Дон-Жуана и женщины, которая таковым является ещё в большей степени. Мой персонаж - политик, женат, отец семейства. Он встречает эту девушку и занимается с ней любовью, поскольку время от времени позволяет себе такие интрижки. Он говорит ей: «Вы знаете, что до меня, то это 24 часа, а потом конец!» Но она за него, естественно, хватается, потому что он от неё бежит. Когда она его уничтожила, заставив отказаться от семьи, карьеры, квартиры, бросает его и он превращается в опустившегося человека. Героиня Брижит весьма близка Лоле из «Голубого ангела».

«Восемь дней с девушкой, а потом...»

- Здесь вы встречаетесь с вашим персонажем — падшим соблазнителем...

- Откуда у меня эта репутация соблазнителя? Мне ничего не известно об этом. Единственный раз, когда я действительно играл соблазнителя в «Неверной жене» Клода Шаброля, речь шла о низкопробном донжуане. Рафаэль соблазнял только проституток, его притягивало единственно падение. Не будем говориь о «Блуждающем огоньке». Что тогда? Моя личная жизнь? Но я никогда не был главной темой хроники, не провоцировал скандалов, не имел беспорядочных связей. Может быть, такая прочная репутация является следствием моего образа жизни. Могу выпить рюмку и даже две с приятелями и загулять до утра. И потом, я холост... Но если я и не женюсь, то для того, чтобы не надо было разводиться. Думаю, я попал в замкнутый круг. Независимость начинает нравиться и трудно от неё отказаться. К тому же становишься всё больше и больше неуживчивым. Но давайте сменим неудобную тему. Уверяю вас, что я хотел бы остепениться, иметь детей и вести более и или менее нормальное существование. Но привычка приобретена. Боюсь, как бы не было поздно. Когда я начинаю жить вдвоём, через несколько дней я должен уйти. Однажды я порвал с девушкой, потому что обнаружил одно из её платьев в своём шкафу. И это было в отеле! Это болезнь. Что-то где-то не смыкается, не знаю точно, где и почему. Я был женат только один раз с Марией Паком. Это чудесная женщина, я её обожаю. Но мы лучше стали понимать друг друга после развода. Мы никогда хорошо не понимали, зачем мы поженились. На другой день после свадьбы я уехал на три месяца. Когда вернулся, мы переехали жить в отель. Ходили направо и налево, по друзьям... В конечном счёте мы никогда не оставались наедине. Было разумнее развестись. Но этот разрыв на меня подействовал, так как развод оставляет ощущение очевидного поражения.

«У меня не получилось заниматься тем, чем бы я хотел»

- Вы чувствуете, что ваша жизнь складывается не так, как бы вы желали?

- Безусловно. Потому что я занимался не тем, чем хотелось бы. Потому что особенно жалею, что не снял больше фильмов. «Вор из Тибидабо», в котором я был актёром, сценаристом и режиссёром, стал такой неудачей, после которой я не смог оправиться. Я только что сыграл в «Блуждающем огоньке» Луи Маля и имел большой успех как драматический актёр. Конечно, с моей стороны было ошибкой браться после этого за фарс, что не соответствовало представлению, которое могло сложиться обо мне у зрителя. И всё равно я люблю этот фильм. К тому же из всех моих фильмов я не всегда предпочитаю те, которые пользовались самой большой популярностью у публики, а те, где комфортнее всего моему персонажу. Это, разумеется, «Блуждающий огонёк», а также фильмы Шаброля, например «Скандал», когда мы оба попытались посмотреть, как далеко мы можем пойти.

- Вы всегда играете маргинальных персонажей...

- В наше время столько маргинальных людей. Мои герои могли быть художниками, актёрами, авторами, социологами да и просто бездельниками. Они всегда мне близки. Я не отношусь к актёрам типа Мишеля Буке, мною уважаемого, которые сочиняют, которым надо рассуждать о персонаже, анализировать его, знать, какую газету он покупает по утрам и что ест за обедом. Я поступаю наоборот: я привношу в образ свой личный опыт и свои чувства. Когда есть совпадение с персонажем, как в «Блуждающем огоньке», «Скандале» или «Рафаэле-развратнике», мне комфортно в роли. Я говорю о персонаже так, как я говорил бы о себе.

«Вино — это хорошо...»

- Это чтобы приблизить персонажа к вам Луи Маль сделал из «Блуждающего огонька» алкоголика, а не наркомана, как в романе Дриё Ла Рошеля?

- Луи Маль говорил, что наркотики (это был 1963 год) создают дистанцию между зрителем и героем, тогда как алкоголь понятен каждому и что практически каждый испытал его эффект. Каждое поколение имеет наркотик, который заслуживает. Гашиш, марихуана, героин - наркотики, подающие надежду, созерцательные, это супертелевидение.

- Но вы-то скорее за алкоголь!..

- Абсолютно. Я за алкоголь, потому что он - социальный посредник, хотя немного расстраивает нервную систему. И потом, это хорошо... Особенно вино! Наркотик - это смешно... Шприц нельзя поднять за здоровье друга. И еще, с героином и ЛСД не бывает плохих и хороших лет!

- Я задал этот вопрос, потому что на экране вы очень часто играли многочисленные пьяные сцены, в которых выглядели особенно естественно...

- Заметьте, что я не смог бы играть такую сцену пьяным, потому что, когда я пьян, делаю всё, чтобы протрезветь. Когда я играю, наоборот, могу дать себе волю, могу прекрасно контролировать роль.

- Кино интересуется не только алкоголизмом. Оно всё больше и больше стремится найти другие источники развлечений - в политике, эротизме...

- Я ненавижу так называемые политические или полемические фильмы. Политика в кино — это уровень мышления глупцов. Некоторые утверждают, что всё  политика. Значит, документальный фильм о сурках может быть политическим. А я вам в одном признаюсь: мне осточертело идейное кино. Что до эротического кино, я его тоже не люблю. Я видел фильмы, которые были эротическими, потому что вынуждали вас смотреть на себя, они подходили к вопросам любви с глубиной, вызывавшей уважение. Но однажды я видел немецкий фильм со сценами секса. Мне понадобилось два дня, чтобы избавиться от неприятного впечатления, которое оставил этот фильм.

Крысы и змеи

- Не опускаясь до порнографии, актёру всё-таки приходится играть интимные сцены...

- Но в таком случае это зависит от цели, камеры, драматической ситуации, персонажа. Это не смущает. Самое деликатное, что мне пришлось играть, относится к другой области. В фильме «Колодец и маятник» по Эдгару По, который мы с Александром Астрюком делали для телевидения, по моему телу должна была прогуляться крыса. В этот момент, действительно, вся команда следила за действием. Я задавался вопросом, где здесь был актёр. Ведь я уже был не актёром, а человеком, на котором сидит крыса, и на площадке, где обычно все орут, установилась тишина. Об исполнении роли уже не было речи. Я испытывал естественное отвращение человека, на теле которого крыса. И в моём следующем фильме, который называется «Мальфра» («Без предупреждения»), я буду поставлен перед схожей проблемой. Надо сыграть сцену со змеёй, и я не знаю, как с этим справлюсь, так как змеи мне страшно отвратительны...

- Вас очень мало видели в театре...

- Очень-очень давно я играл с Франсуа Перье в театре «Мишодьер» пьесу Жан-Пьера Омона под названием «Прекрасное воскресенье». А потом сразу меня захватило кино. В самом деле, я всегда избегал проторённых путей. Не люблю обычных вещей. И должен сказать, что театральная среда, в которой дебютировал, была полна предубеждений и готовых идей, которые я целиком отбрасывал. Сегодня, я думаю, многое переменилось. Пример: в то далёкое время я предложил Комеди де Шанзелизе поставить «Ричарда III». Мне рассмеялись в лицо, а спустя три года Жан Вилар поставил эту пьесу Шекспира. И никто не подумал смеяться. В области традиционного театра - я не говорю о современном театре - люди склонны жить в замкнутом мире.

Компетенции ТВ

- А ваш телевизионный опыт?

- Кроме адаптированного Астрюком «Колодца и маятника», который был настоящим фильмом, я сыграл в «Часе фантазий», что позволило мне открыть, что телевидение аккумулировало проблемы театра и кино. Мы снимали сцены от 6 до 7 минут, что уже представляет собой театральное представление, но у нас не было контакта с публикой. К тому же постановщик должен был выбирать один из двух способов работы: находиться на площадке и руководить сценой или оставаться перед экранами видео и выбирать из записанного. Но он не может быть всюду одновременно.

- Вас устраивает монополия государства в области телевидения?

- Я думаю, государству необходимо контролировать телевидение. В плане информации это не так важно, потому что у нас либеральный режим, что бы по этому поводу ни говорили, и кроме собственно теленовостей, довольно нейтральных, оппозиции позволено проявлять себя. Но в критических ситуациях это на уровне компетенций. На частном предприятии, когда реквизитор, техник не справляются с делом, их увольняют. На государственном ограничиваются перестановкой. В этом - всё!

Guy Teisseire